Я увидела их, мои милые горы, освещенные теперь
мягким сиянием месяца, — горы, куда вечно улетали мои восторженные мечты, горы, где дышалось так легко и свободно!
Неточные совпадения
Он умолк, но лицо его говорило красноречивее слов. Все оно сияло
мягким, благожелательным
сиянием, все было озарено мыслью: это по части свиней, затем пойдут коровы, овцы, лошади, куры, гуси, утки! Я, с своей стороны, тоже молчал, потому что мною всецело овладела мысль: сколько-то будет свиней у Быстрицына в 1900 году? С каким свиным багажом он закончит девятнадцатое и вступит в двадцатое столетие нашей эры?
Взошел месяц, и его
сияние причудливо пестро и таинственно расцветило лес, легло среди мрака неровными, иссиня-бледными пятнами на корявые стволы, на изогнутые сучья, на
мягкий, как плюшевый ковер, мох.
Песня на берегу моря уже умолкла, и старухе вторил теперь только шум морских волн, — задумчивый, мятежный шум был славной второй рассказу о мятежной жизни. Всё
мягче становилась ночь, и всё больше разрождалось в ней голубого
сияния луны, а неопределенные звуки хлопотливой жизни ее невидимых обитателей становились тише, заглушаемые возраставшим шорохом волн… ибо усиливался ветер.
Море огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым
сиянием луны.
Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Действительно, туман совершенно рассеялся, воздух стал прозрачнее и несколько
мягче. На севере из-за гребня холмов, покрытых черною массой лесов, слабо мерцая, подымались какие-то белесоватые облака, быстро пробегающие по небу. Казалось, кто-то тихо вздыхал среди глубокой холодной ночи, и клубы пара, вылетавшие из гигантской груди, бесшумно проносились по небу от края и до края и затем тихо угасали в глубокой синеве. Это играло слабое северное
сияние.
Она села на подоконник. На фоне ослепительного, бело-голубого неба сверху и густой синевы моря снизу — ее высокая, немного полная фигура, в белом капоте, обрисовалась с тонкой, изящной и
мягкой отчетливостью, а жесткие, рыжеватые против солнца завитки волос зажглись вокруг ее головы густым золотым
сиянием.
Западный край неба уже нежился в закатном
сиянии, над снежными полями кое-где розовел туман, и теневые склоны гор покрылись
мягкими фиолетовыми тонами.